Владимир Першанин - Танкист-штрафник [с иллюстрациями]

Нервов у механика-водителя хватило еще метров на сто бешеной гонки. Очередная бронебойная болванка пролетела совсем рядом, другая врезалась в землю и, кувыркаясь, ударила машину под брюхо. Встряхнуло так, будто броню проломило насквозь. Гусейнов резко повернул. Я ткнул механика сапогом в спину.

— Куда, сучонок! Выравнивай, борт пробьют.

Нас спасла осина, которая приняла на себя удар болванки, летящей со скоростью тысяча метров в секунду. Дерево не просто переломилось, а взорвалось. Верхушку подбросило вверх, а середина разлетелась веером белых щепок. Гусейнов гнал машину, ничего не видя перед собой, и я снова ногами показал направление.

— Вон туда, в овражек.

Самоходки потеряли нас из виду, но, угадывая цель, довольно точно уложили штук семь фугасов. Осколки колотили по броне, как огромное зубило. Вскрикнул Вася Легостаев. Я остановил танк метров через двести. Пахло горелой резиной, стрелок-радист, держась за лицо, мотал головой. Шлем был изодран кусочками брони, глубокая царапина пересекала скулу. В общем, пустяки.

Машине досталось тоже. Болванка оставила глубокую вмятину, скользнула по круто скошенной броне (спасибо конструктору!) и ушла рикошетом между гусениц. Пройди она по верхней части лобовой брони, удар получился бы практически прямым. А это значит…

— Амбец всем бы получился, — ковырнув пальцем вмятину, объявил Кибалка. — А тебе, Рафаил, в первую очередь.

Гусейнов, бледный и молчаливый, тоже потрогал вмятину. Я влез под танк. Опасался, что прошедший под брюхом машины снаряд мог разбить колеса или гусеницы. И то и другое оказалось невредимым. Зато сорвало с креплений аварийный люк на днище. Несколько осколков от фугасных снарядов оставили зазубрины, а особенно крупный вмял корпус с правой стороны и ранил отколотым кусочком брони Васю Легостаева.

Пострадавшего быстро перевязали, подтянули полуоторванный люк и примотали его проволокой. Гусейнов предложил завести двигатель и опробовать, все ли в порядке.

— Не надо. Немного подождем, — ответил я.

Экипаж закурил. Я еще не решил, что делать дальше, и тоже смолил самокрутку. Небо немного прояснилось. На северо-восток с большой скоростью прошла шестерка немецких истребителей «фокке-вульф-190». Под брюхом они тащили бомбы. На одинокий танк внимания не обратили. Ярославцева в его яме-ловушке тоже не заметили. Но вслед за ними могли появиться «юнкерсы-87», наш главный враг. Эти летят с меньшей скоростью и мимо танков не пройдут. Я связался с Ярославцевым по рации. Хоть ящик и трещал помехами, но друг друга мы кое-как слышали.

— Иван, открывай по фрицевским коробочкам навесной огонь фугасными снарядами.

Ярославцев с минуту раздумывал, потом отозвался:

— Так они же нас прикончат. Если начнем пальбу, разнесут нашу яму.

— Долго в ней не просидите. Небо проясняется, вас с воздуха первая же тройка «юнкерсов» раздолбает. Все, выполняй.

— Есть.

— И снаряды не жалей. На том свете они не понадобятся.

— Понял. Вломим из обоих стволов.

Другого варианта я не видел. Промедлим еще — получим от начальства команду идти напролом. Хватит, мол, отсиживаться. А это — верная смерть. Не начальство, так фрицы угробят: с воздуха или какая-то отступающая часть. Конечно, ни фугасные, ни бронебойные снаряды за тысячу метров самоходки с усиленной броней не возьмут. Но если Ярославцев пристреляется, то разворошит гнездо. Фугас очень просто может порвать гусеницу или перебить осколком ствол.

Лейтенант и ребята из его взвода, обозленные гибелью товарищей, потерей машины и безнадежной отсидкой в норе, наконец получили задание по душе. Снаряды летели один за другим. Взрывы крушили деревья, поднимали фонтаны мокрой земли. Одна из самоходок открыла ответный огонь. Теперь снаряды падали с ориентиром на вспышки. Боезапас обоих танков составлял почти две сотни снарядов. Выстрелов на сто — сто двадцать я мог рассчитывать. Под шумок, на малом газу, мы сменили позицию. Прошли по низине еще метров двести пятьдесят. Если самоходки примут решение уходить, то, скорее всего, двинут в сторону от железнодорожного полотна, которое уже оседлали наши.

Сначала появился четырехосный бронеавтомобиль «бюссинг», угловатый, с тупой скошенной мордой и пулеметом. Промчался метрах в семистах, но стрелять я не пытался. Вслед за ним должны были появиться самоходки. Я перегнал машину поближе к тому месту, откуда вывернулся «бюссинг». Зарядили орудие подкалиберным снарядом. Для хороших друзей не жалко, хотя подкалиберные снаряды берегли до последнего.

— Ленька, смотри вовсю. Лучше из люка высунься.

Перископ командирской башенки нам разбили еще утром, а в прицел виден лишь небольшой участок. Ленька, с его не испорченным учебой зрением, различал цели не хуже бинокля.

— Едут, едут, — зашептал он, наклоняясь ко мне.

Приземистая, хорошо знакомая машина шла со скоростью километров сорок. Борт закрывал броневой экран из нескольких листов. Массивный длинный ствол, торчавший прямо из корпуса, покачивался на ходу. Эта двадцатипятитонная штуковина, высотой всего два метра, именовалась штурмовым орудием и хорошо маскировалась в любой низине. Выстрел! Лист брони прошило подкалиберной раскаленной стрелой. Еще! После нового попадания «артштурм» задергался и остановился.

Вторая машина, развернувшись, стреляла по нам из кустарника. Короткая трехминутная дуэль со второй самоходкой закончилась ничейным результатом. И мы, и «артштурм» находились в движении, никак не могли поймать друг друга в прицел. Самоходка дала задний ход и исчезла.

Первая машина горела. Что стало с экипажем, неизвестно. Или остались внутри, оглушенные, или убежали, пока мы обменивались снарядами со вторым «артштурмом». Огонь добрался до снарядов, и самоходка взорвалась. Вынесло переднюю часть рубки, орудие уткнулось стволом в землю.

Встав на башню, я разглядел уходящую машину. Мы могли бы помериться с ней скоростью, но преследовать опасного противника желания не было. Слава богу, что выскочили живьем из этой передряги.

Подъехали к осиновой рощице, где прятались «артштурмы». Капониры для самоходок и бронемашины, разбитый крупнокалиберный пулемет. Из заваленного окопа торчала подошва сапога. Вокруг воронки, поваленные взрывами деревья, срезанные осколками ветви. Ваня Ярославцев снарядов не пожалел. Может, поэтому самоходки поспешили убраться и подставились под мой выстрел.

Вскоре появились танки Ярославцева. На трансмиссии лежали три тела. Погиб башнер, корректировавший огонь. Нательная рубаха, которой укутали пробитую осколком голову, сплошь пропиталась кровью. Покурили, подобрали минометчиков, стрелка-радиста с пулеметом и вернулись в расположение батальона.

На войне все меняется быстро. Когда вернулись в батальон, там снова командовал майор Плотник. Чему я был очень рад. Командир полка Третьяков в лазарете не залежался и снова взял командование в свои руки.

Петра Назарыча Плотника давно планировали поставить на полк, но не хватало образования. Я знал, что у него за плечами пять-шесть классов, сверхсрочная служба и ускоренные командирские курсы. Поэтому выше батальона не ставят.

Плохо быть зловредным. Но то, что Степа Хлынов опять вернулся на роту, я посчитал справедливым. Откомандовался батальоном! Три машины на произвол судьбы бросил. Майор Плотник так бы не поступил. Не знаю, что ему объяснял Хлынов, но комбат был в нормальном настроении. Сняв танкошлем, с минуту постоял возле останков погибших ребят, замотанных в шинели, и коротко приказал взводному Ярославцеву:

Ваня, организуй помощь. Могилу уже роют, помоги пехотинцам. Всех вместе хоронить будем. Ты, Алексей, говорят, с самоходками воевал?

— Так точно.

— Там не «фердинанды» были?

Комбат не случайно спросил про «фердинанды», которые, как и тяжелые танки «тигр», включались в боевые сводки отдельной строкой. Эти немецкие машины в боях наносили нашим войскам особенно сильный урон. За их уничтожение зачастую награждали весь экипаж.

Поэтому сожженные «фердинанды» и «тигры» часто мелькали в донесениях. Только где их столько взять? «Тигров», согласно техническим справочникам, Германия выпустила менее двух тысяч, «фердинандов» всего 120 штук. Это составляло считаные проценты от общего количества немецкой бронетанковой техники. Поэтому я не стал увеличивать и без того фантастическое число.

— Совместно со взводом Ярославцева вели бой с двумя самоходками «артштурм», — доложил я. — Машины нового образца с 88-миллиметровыми пушками. Одну штуку уничтожили. За железной дорогой догорает.

— А может, это «фердинанды» были? — хитро сощурился комбат.

— Нет. У «фердинанда» высота три метра, а наши «арт-штурмы», как клопы, приземистые. Но орудия, дай бог! У нас один танк сожгли и еще две «тридцатьчетверки» из другой бригады.